— Не помню. Ой, нет, вчера ко мне два солдата подходили, я как раз от ручья шла. Сказали — вот мол, девка красивая, работящая. Еще спросили — часто ли сюда хожу. Я и ответила — мол, когда как, но днем надо картошку копать, так вечером постирушки устраиваю, каждый день прихожу.
Пока мы разговаривали, пришел хозяин.
— Вода нагрелась, а париться-то не надо, да? — посмотрел он на супругу.
— Не надо, — засуетилась та, принимаясь тормошить Катю. Кивнула мужу: — Вы бы в другую комнату шли, мы с ней в баню пойдем.
— Кать, ты пока грязь смываешь, вспомни, с кем разговаривала, ладно? — попросил я.
Пока бабушка отмывала Катерину, хозяин дома немного отошедший от беды поил меня чаем с сухарями и рассуждал, что теперь делать с внучкой. Решив, что можно отправить либо в Архангельск, либо в Вологду, повеселел.
Вернулись женщины. Катька уже не выглядела покойницей, порозовела.
— Вспомнила! — заявила она с порога. — У одного зуба спереди нет, он, когда говорил, слюной брызгал. А у второго щетина, и на фуражке козырек сломан.
— Если увидишь, опознать сможешь? — поинтересовался я.
— Смогу, — уверенно кивнула девушка. — Только, как я на него глядеть-то стану?
— Так просто, — пожал я плечами. — Я командиру скажу — он бойцов выстроит, а ты вдоль строя пройдешься. Выберешь, кто подходит, потом мы с ними поговорим, так и найдем.
— Не, вдоль строя не пойду! — сразу же принялась отказываться Катерина, а ее поддержала бабушка: — Вы что, Владимир Иванович, как такое можно? Там же весь город соберется. И так девчонка натерпелась, а что теперь? Все пальцем на нее указывать станут.
М-да. И что делать? Девушка боится, что увидят. В мое время свидетеля посадили бы за специальное стекло, чтобы она видела преступника, а тот ее нет. Коль скоро подобного стекла в девятнадцатом году я не добуду, придумаем что-то другое.
На следующий день Терентьев выстроил всю бригаду. И хотя она по численности напоминала полк, если не батальон, но все равно строить пришлось в три шеренги, а иначе бойцы не поместились бы на небольшой площади перед собором.
Когда красноармейцы увидели, как из штаба вышло какое-то существо укрытое с ног до головы мешком с прорезями для глаз, покатились со смеху. Но смех быстро затих, когда Катерина, обойдя две шеренги, отыскала в третьей первого, а потом второго.
— Вот эти! — уверенно сказала девушка, ткнув в грудь того, у которого отсутствовал передний зуб. Потом стукнула кулачком во второго, со сломанным козырьком.
На допросе оба поначалу вообще отпирались, потом говорили — мол, все произошло по доброму согласию, девка сама дала. Но, само-собой, после некоторых усилий с моей стороны раскололись. И, разумеется, сдали третьего подельника.
Потом все трое просили дать им возможность искупить вину кровью, умереть за дело революции. Вот только умереть за дело революции — это еще надо заслужить. И не все имеют на это право. У мерзавцев — лишь расстрел перед строем.
Глава 8. Речные десантники
В Пинеге заработала-таки телефонная связь, и бригада теперь получала приказы гораздо быстрее, нежели раньше. И вот, из штаба дивизии велено оставить в городе батальон, а основным силам передислоцироваться в Котлас, а оттуда по железной дороге ехать в Вологду.
Наше дело солдатское — выполнять, а уж что ждет дальше: переброски на другой участок куда-нибудь в тундру или вообще отправка на другой фронт, никто объяснять не станет. И вот, топ-топ пятьсот верст по прямой. Раньше бы по Северной Двине пошли, на пароходах, так на ней до самого Котласа белые. Не зря про гражданскую войну говорят «слоеный пирог». И хорошо, если слоев два или три. Иной раз и восемь, а то и десять.
От Пинеги мы шли две недели. Это только Суворов умудрялся проходить со своими чудо-богатырями по пятьдесят, а то и по семьдесят верст в день, а мы, дай бог, по тридцать-тридцать пять. Как водится, обозы отстали, потому что кони существа нежные, и за людьми не успевали.
Идти пешим ходом — то еще удовольствие. Устаешь, да и сапоги снашиваются быстро. Но я радовался хоть такой подвижке. Осточертело безделье, неопределенность положения. Болтаюсь в бригаде, как цветок в проруби. Слова не мои, запомнил из какого-то фильма про гражданскую, но мне подходят. В Вологде есть штаб армии, особый отдел. Выясню, что и как. Может, товарищ Кедров уже разгреб бумажные завалы, скопившиеся на столе, и теперь примет-таки решение о славном разведчике? Москве ничего не грозит, начальству пора приниматься за рутинную работу.
В Котласе вместо долгожданного отдыха нас встретила паника. Один из речных судов, оборудованных радиостанцией, перехватил сообщение, что Петроград пал под напором Юденича, а Кронштадт захвачен английским флотом. Перехватил — так и ладно, молодец, но зачем же орать?
Командир с комиссаром немедленно отправились разыскивать местное начальство, чтобы узнать подробности. А вернувшись, пожимали плечами — мол, начальство само ни шиша не знает, ждет.
Между тем, местное население уже принялось волноваться. Кое-кто занимал места около железнодорожного вокзала. Интересно, в какую сторону они собрались? Если в Сибирь, так им через Вятку, а там красные. Если в сторону Вологды, тем более. И зачем бежать, если Петроград захвачен? Складывалось впечатление, что народ и сам не понимал — куда собрались бежать, от кого. Да и билеты на проходящие поезда в Котласе давненько не продавали. Оставался еще путь по Северной Двине в Архангельск, но желающих нет — и мы в сентябре восемнадцатого, и белые нынешним летом наставили по реке столько мин, что они скоро примутся сами взрываться, от трения друг о дружку.
— Володя, ты как думаешь, взяли белые Петроград? — поинтересовался комиссар, когда мы разместили личный состав в одной из школ, переоборудованной под казарму.
— Деза это, — уверенно заявил я, помнивший, что Юденича в Петроград не пустили, а английские корабли в Кронштадт даже не собирались входить.
— Деза? — не понял Виктор.
— Дезинформация, — пояснил я. — Кто-то намеренно вводит нас в заблуждение, чтобы поверили и начали сеять панику.
Спешилов мне верил. Еще бы. Я уже несколько раз давал такие удачные прогнозы и по наступлению Колчака, и по Деникину, что трудно не верить. Виктор ушел проводить разъяснительную работу среди бойцов и командиров. Лучше бы митинг сразу провести, но все так устали, что не до митингов.
Часа через два начали поступать телеграфные сообщения из штаба армии — мол, слухам не верить, Петроград стоит, паникеров расстреливать.
Только-только наша бригада обустроилась, подтянулись обозы, можно было поесть горячего, выспаться в ожидании свободных вагонов и паровоза, как случилась очередная напасть — белые захватили города Яренск и Усть-Сысольск [36] , а еще село Айкино.
По скудным данным разведки — если можно считать разведданными невнятные рассказы беженцев, и успевших отступить красноармейцев — из Архангельска вышел довольно крупный отряд, захвативший дорогу Яренск — Усть-Сысольск, где никто не ожидал нападения, разделился на три части, а потом прошел по нашей территории как горячий нож сквозь масло, разоружая по дороге малочисленные воинские команды, а заодно и ставя в свой строй красноармейцев и местных жителей, пожелавших вдруг примкнуть к белому движению. Что же, ничего удивительного. Про наступление белых знают многие, а про то, что ни хрена у них не вышло, пока только я.
В Усть-Сысольске никто даже не оказал сопротивления, а попытка яренских коммунистов создать оборону закончилась полным провалом. Теперь, говорят, в Яренском уезде идут расстрелы.
Отправка в Вологду нам «облизнулась», и вместо этого нам поступил приказ принять участие в разгроме белых. И на сей раз мы станем изображать речной десант. Интересно, почему есть морская пехота, но нет речной? Нет, так теперь будет.