Да, возьму на заметку — обзавестись авто, нанять пару водителей. Водителей лучше брать из коренных обитателей, вроде моих ветеранов из Иностранного легиона, а не из эмигрантов. Нынче половина таксистов из бывших офицеров. Недовольны, видите ли, своим положением. Подождите, вот когда из Турции остатки армии Врангеля повалят, будут и этому рады. А нет… Ну, будем вас потихонечку в России возвращать. Сам белогвардейцев не люблю, но русскому человеку лучше в России умирать. А у нас, как вопрос с Финляндией и Польшей окажется закрыт, еще Средняя Азия останется.

— Олег, вы же наверняка в курсе — как погиб Маяковский? — поинтересовалась вдруг теща. — Знакомые говорят, что его убили по приказу Дзержинского.

— Мама, а ты зачем чужие глупости повторяешь? — возмутилась Наташа, а Андрей Анатольевич укоризненно сказал: — Оленька, даже если бы твоего любимца убили по приказу Дзержинского, то Олег бы все равно ничего не сказал.

— Ну вот, уже и спросить ничего нельзя? — поджала теща губы.

— Нет, почему же, тут все нормально, — поспешил я ответить, пока Ольга Сергеевна не принялась обижаться. Обидится-то она на мужа с дочкой, а виноват, в конечном итоге, окажется зять. — То есть, нормального-то ничего нет, но Маяковского действительно убили. Только, ВЧК к этому отношение не имеет. Убийство произошло на почве ревности. Имеется женщина, которая неравнодушна к поэту, но у нее имеется еще и муж, и любовники. Так вот, очередной любовник, застав в постели свою избранницу с поэтом, не выдержал, и застрелил Маяковского.

Ух ты, каким я суконным языком-то сказал. Два раза упомянул «имеется» в одном предложении. Хорошо, что не пришлось пересказывать всех перипетий отношений Маяковского и семьи Брик. В здешних газетах о том не писали, а сплетни еще не получили такого распространения и такой веры, как в Советское время.

— Значит, убили его из-за бабы, — резюмировал тесть. — А у нас, как всегда, под такое убийство подведут политическую базу.

Эх, как же вы правы, господин граф! У нас ведь и Сергея Есенина убили чекисты по приказу не то Каменева, не то Зиновьева. Правда, ВЧК уже не было, но чекисты оставались. И про смерть Маяковского в тридцатом году станут сочинять небылицы, и Максима Горького отравили не то по приказу Сталина, не то враги Советской власти.

— Андрей, ну что ты такое говоришь! — всплеснула руками теща. — Маяковский — великий русский поэт, хотя он и отдал свое перо разрушительным силам!

— Оленька, ну какой же из Маяковского поэт? — сморщился тесть. — У него же ни смысла в стихах нет, ни красоты. Ты еще скажи, что Бурлюк является художником.

А дальше между Комаровскими-старшими начался спор — считать ли Маяковского поэтом или нет? Мы с Наташей в спор не вмешивались. Я не великий поклонник лирики Маяковского, а то, что мне нравилось, он еще не написал. А Наташка, как мне показалось, слышать о Маяковском слышала, но если и читала, то какие-нибудь «альманашные» стишки, не более. А вот теща, которая мне казалась человеком консервативных взглядов, знала не только раннего Маяковского, но и стихи Велимира Хлебникова, и даже смогла процитировать Мариенгофа. А я, к стыду своему, только слышал об этих поэтах, но их стихов не знал.

Мы с супругой немного переживали — не подерутся ли Андрей Анатольевич с Ольгой Сергеевной? Вон, теща уже обозвала супруга «замшелым пнем от классики», а тот ее — «фурией футуризма». Но, как говорят, милые бранятся — только тешатся.

Поспорив, тесть с тещей заулыбались и, слегка смущаясь присутствия молодежи, чмокнули друг друга в щечки. Мне даже захотелось сказать: «Горько!», но не стал. Совсем тогда засмущаются. А вообще, надо бы выяснить — сколько лет уже женаты Комаровские? Может, какая-нибудь круглая дата намечается? А вообще, хорошо, что у моей Наташки такая дружная семья. Жаль, конечно, что старший брат погиб, пообщались бы. Или вначале бы постреляли друг в друга.

Глава 3

Задумавшийся кролик

Прибытие начальника всегда создает у подчиненных нервозную обстановку. Сначала, после его отъезда кажется — а как без него, родимого, жить-то станем? — потом выясняется, что с обязанностями руководителя прекрасно справляется заместитель, а когда возвращается Главный, уже думается, что без него-то все было лучше. И не дергали по пустякам, а дело делали и жили вольготнее. И вообще, хороший начальник такой, которого никто не видит и не слышит, а дело идет. Но это в теории. В реальности — только-только отвернулся, как сразу же за твоей спиной начинается твориться разное безобразие. Безобразия нарушают, водку пьянствуют. Нельзя подчиненным давать расслабляться.

Но я отсутствовал всего две недели, а не три месяца, как в прошлый раз, поэтому шибко отвыкнуть от любимого начальника не успели, не спились, а главное — ничего сверхсрочного и сверхважного не случилось.

Выслушав отчет Никиты Кузьменко, покивал, мысленно похвалив парня. Жаль, Феликс Эдмундович не успел подписать Почетные грамоты, а то бы можно вручить. Ладно, получит их на наш профессиональный праздник. Можно, кстати, в декабре парня в Москву отпустить, пусть домой съездит.

Никиту снова можно представлять к какой-нибудь награде. Не к ордену, так хотя бы к медали. Мало того, что все закупки, проведенные еще при мне, оформлены надлежащим способом и отправлены в Россию, так он успел начать ремонт той самой конюшни, которую я купил. Те, кто не в курсе напомню, что лошадей в Париже свели на нет, а вот помещения для их содержания остались. А они почти в центре, земля дорогая, а сейчас цены упали. А стены добротные, даже крышу не нужно менять. И чердак высоченный. Сейчас там кроме голубей никто не живет, но если поработать, то получится несколько жилых помещений. Без отопления, правда, но летом жить и работать можно. Вот, полы, конечно, после лошадей перестилать, внутренний ремонт делать. Вода и канализация подведены еще в прошлом столетии, а уж раковины да унитазы поставим. Французы бы еще и архитектора наняли, который составил бы чертеж перепланировки, но у меня имеется Александр Петрович. Он, хотя и сапер по основной специальности, но инженерное дело знает неплохо. Возможно, что прорабом его не стоит назначать, но коли учился дома взрывать, то чертежи составлять умеет и общее представление об архитектуре имеет. А согласовывать планы перепланировки конюшни ни с кем не требуется, это не историческое сооружение. Вот, если бы мы наш особняк собрались переделывать, замучились бы с согласованиями и утверждениями. А вот в конечном итоге все равно бы все осталось по-прежнему.

Я бы и не одну конюшню купил, пока цены приемлемые, но перехватили. Не один советский торгпред такой умный, есть и другие. Эти-то понаделают в экс-конюшнях каморок, станут их сдавать семьям. Кровопийцы!

Мы из этой конюшни планируем сделать недорогое жилье и мастерские для тутошних художников. А что такого? Париж, как-никак, Мекка художников. Народ сюда тянется отовсюду. Не каждый из приезжих станет Пикассо или Модильяни, но каждому из начинающих требуется и кров, и мастерская. А в идеале — чтобы все это совмещалось в четырех стенах. Молодые художники народ небогатый, но, если художников собрать побольше, вот вам и прибыль. Конечно, на первым порах, придется вложиться, но деньги мы собирались «отбить» через год, может через два, а приносить прибыль — годика через три, не раньше. Но мы здесь собираемся задерживаться надолго, спешить не станем.

Я прикидывал, что двенадцать квадратных метров, плюс пара квадратов на санитарный блок — унитаза и раковины, на одного, не сильно упитанного, художника вполне себе хватит. Ванные и кухни не предусмотрены, но в Париже имеются общественные бани, а питаются молодые люди либо в дешевых кафе, либо всухомятку. Впрочем, черт с вами. Скажу Петровичу, чтобы предусмотрел две общие кухни, чтобы могли себе макароны сварить или рис. А может, тогда и туалеты сделать общими, по два на этаж? А в каждом по три унитаза и, опять-таки, раковина. Значит, за счет ликвидации санблоков, можно «выкроить» еще несколько комнат.