А почему два месяца? Любопытненько… Не иначе, Коминтерн собирается в следующем году устроить революцию в Германии? А что, члены коммунистической партии Германии аналитикой не занимаются? Или Пятницкий хочет иметь независимый источник?

— Хорошо. Через два месяца я предоставлю такую справку. Одна лишь просьба — предоставьте мне какой-нибудь образец. Должны быть какие-то критерии. По каким стандартам оценивать готовность народных масс к революции?

— Не обещаю, что критерии будут как для лабораторных работ, но кое-что я вам передам.

— А что я получаю взамен? Вы же сказали — дружба должна быть взаимовыгодной. А если без выгоды, то какая же это дружба?

Пятницкий не стал спорить, а деловито спросил:

— А что вас интересует?

— Мне нужны ваши кадры. Мне нужны образованные люди. А еще — мне нужно содействие Коминтерна в подготовке разведчиков.

Глава 5

Разговор по душам

Открывая дверь в кабинет товарища Дзержинского, столкнулся с выходящим из приемной Артузовым.

— О, Владимир Иванович пожаловал, — обрадовался Артур, пожимая мне руку.

— А ты уже оттуда? — кивнул я на дверь, отвечая на рукопожатие.

— Нет, я тоже туда и даже на одно время с тобой, — сообщил начальник КРО. — Но товарищ Феликс задерживается, у него комиссия по беспризорным. Позвонил, передал через секретаря свои извинения. Будешь здесь сидеть или ко мне пойдем? — Я кивнул, а Артузов, развернувшись, сказал секретарю: — Вадим, как товарищ Дзержинский появится, позвони мне. Если что, мы с товарищем Аксеновым в моем кабинете будем.

Секретарь что-то сказал, но я не расслышал, зато услышал ответ Артура:

— Так он потом все и заберет.

Видимо, в приемной мне оставлены какие-нибудь бумаги. Да, потом заберу, после совещания. У меня сейчас даже папки нет, зачем таскать?

Спустившись на этаж ниже, где располагались кабинеты руководителей КРО, а чуть дальше и ИНО (мой и Трилиссера, когда Меер Абрамович сюда заходит), Артур Христианович открыл свой кабинет.

Его приемная гораздо меньше, нежели у Дзержинского, но все равно, наличествовала. Секретаря, правда, на месте нет. У меня, кстати, здесь своей приемной нет.

— Чай будешь пить? — традиционно поинтересовался Артур. Так же традиционно посетовал. — Кофе у меня нет, да и возможностей его сварить тоже.

— Если с карамелью, что ты у Лидочки умыкнул, то да.

Мы оба переглянулись и заулыбались, вспоминая, как Артур как-то притащил из дома немного слипшихся конфет, чтобы меня порадовать. Знает, что я сладкоежка. Надо бы не забыть отдать Артуру подарки. Я даже не знаю, что там Наталья уложила в подарок Лиде и детям. Помню, что какие-то тряпки, но не смотрел.

— Не, карамели у нас нынче нет, зато есть сахар,— похвастал начальник КРО.

— А мы успеем?

— Успеем, — махнул рукой Артур, вытаскивая из тумбочки чайник и разматывая шнур. Вот ведь, аккуратист. У кого другого чайник бы так и стоял, а Артузову обязательно все нужно убрать. А теперь он примется застилать стол если не скатертью, то хотя бы газеткой.

Включив чайник, вытащив скатерть (белая, кстати!), поставив кружки и банку с сахарным песком (раньше кулечком обходился!) Артур сказал:

— Если не успеем попить, позже продолжим. Но, скорее всего, придется часа два ждать. У него сейчас заседание комиссии по беспризорным. Решают по каждому пацаненку — кого куда распределить. В последнее время у Феликса Эдмундовича обязанностей все больше и больше, — пожаловался Артур. — Можно подумать, что в РСФСР кроме него и работать некому. Не жизнь, а сплошные заседания.

Здесь я согласен. Наш Председатель еще и дважды нарком, а еще руководитель кучи всяких комиссий от борьбы с беспризорностью и до улучшения быта рабочих. Да, он еще и член ЦК РКП (б), а это тоже совещания и заседания.

— процитировал я.

— Верно сказано, — с одобрением кивнул Артур, уставившись на чайник, словно тот должен испугаться его пронзительного взгляда и закипеть. Но главный контрразведчик страны не прав. Чтобы чайник закипел, нужно от него отвернуться.

— Маяковского стихотворение, — сообщил я.

Артур, кажется, эти стихи Маяковского не знал, да и следить за новинками литературы ему некогда., зато он отреагировал на фамилию.

— Кстати, как раз в приемной для тебя бумага лежит, касающаяся Маяковского.

— Только не говори, что это заявление Лили Брик, — мрачно предположил я.

— Ее, — подтвердил мой друг. — А как ты догадался?

— Мне вчера нечто подобное Чичерин вручил — дескать, гражданка Брик просит отыскать того, кто вывез творческое наследие поэта за рубеж и хочет добиться выплаты ей гонорара.

— Так и тут тоже самое. Правда, гонораров она не просит, но хочет, чтобы ВЧК пресекло дороги — это ее слова, не мои, по которым стихи ее бывшего сожителя уходят на Запад. Мол — это художественное достояние Советской России. Это заявление поначалу мне отписали, но я — если говорить твоим языком, «отмазался» и тогда Председатель его тебе отписал. Коль скоро стихи всплыли за рубежом, то возвращать их на родину задача ИНО.

— Спасибо, — поблагодарил я Артузова. — Я знал, что ты настоящий друг!

— Всегда пожалуйста, — обрадовался Артур. — А заодно еще Льву Давидовичу ответ напишешь — откуда в Париже взялись стихотворения мертвого поэта?

— А что, Троцкий тоже претендует на наследство Маяковского? Или на авторские отчисления? — невинно осведомился я.

— Володя, ты бы за языком-то следил, — вздохнул Артузов. — Ладно, что я тебя давно знаю. А кто другой услышит — побежит кричать, что начальник ИНО Аксенов дискредитирует председателя РВС республики. А Троцкий нынче, после освобождения Финляндии от белогвардейцев, едва ли не первый после бога.

Ну вот, а я-то о таком и не думал. Действительно, если в прошлой истории мы победой над финнами похвастаться не могли, то теперь… И сюда же, в копилку авторитета Льва Давидовича еще и удача на польском фронте, освобождение Галиции. При желании можно даже Крымский переворот Троцкому приписать.

— Так что не понравилось Троцкому?

— Так Брик-то не только к нам и в НКИД обратилась, но еще и к Троцкому, в РВС. У Лили Юрьевны везде знакомые имеются. Лев Давидович нашему начальнику лично звонил. И вообще, дорогой товарищ Аксенов, ты бы не увлекался стихотворениями мертвых поэтов.

Я собрался сделать удивленные глаза, но Артузов полез в стол, вытащил из него последний номер нашего альманаха «Русское Зарубежье» и открыл его на последней странице. Ткнув пальцем вниз, сказал:

— И будешь говорить, что ты тут не при делах? Мне эти альманахи регулярно из Латвии присылают, как и всю русскую литературу, что выходит на Западе. А фамилия эта не часто встречается.

И куда Артур пальцем тычет? А, вот… Внизу страницы мелким шрифтом указано «Шеф-редактор и издатель А. Холминов».

Молодец отец-основатель советской контрразведки. Зрит в корень. Но Алексей-то Юрьевич куда смотрел? Ему что, нужна слава Герострата? Понимаю, полагается указывать свою фамилию, но мог бы ее слегка изменить. Холминов-то и на самом деле не Петров, не Сидоров и не Аксенов даже. Например, мог бы Алексей написать — Колминов, вот и все. Французы не придерутся, а русским, в общем-то, все равно. Потылицын, скажем, свою фамилию в выходных данных вообще не ставил, ограничиваясь лишь указанием адреса редакции. Капитально я лопухнулся, ничего не скажешь. Что ж, придется что-то придумать. Видимо, подыскать эмигранта более распространенной фамилией, да и переоформить на него альманах.