— Советскую Россию тоже не считают правопреемницей Российской империи, — парировал Раннер, передавая свои слова через мою переводчицу.
Если бы я говорил языком своего времени, то сказал бы — мол, приплыли. Теперь же я скажу, что мы упремся в тупик, в юридическую казустику. Австрия — это не Австро-Венгрия, а Советская Россия — не империя. А ведь Австрийская республика желает признать Советскую Россию не меньше, нежели мы заполучить дипломатическое признание. Одна из «великих» держав уже ведет переговоры, и австриякам это известно. И наше сырье им позарез нужно. Если бы не хотели, то не приглашали бы в министерство простого торгпреда. Ну, как бы простого. Раннер уже сказал, что я пользуюсь доверием своего правительства.
И отчего Раннер прицепился к этим нефтепромыслам? Кстати, а статс-секретарь не юрист по образованию? Скорее всего юрист, потому что чаще всего именно они и становятся главами государств, влиятельными министрами. Не исключено, что на него «давят» бывшие владельцы этих нефтепромыслов, требуя решить вопрос. И он поддается, как и любой либеральный деятель. А кто из либералов устоит, если на него насядут толстосумы?
— Если бы это зависело от меня, то я предложил бы нам завязывать дипломатические отношения с "чистого листа, — улыбнулся я. — Мы с вами были врагами. (Я не стал упоминать, что я сам — вернее, Володька Аксенов имеет шрамы от австрийского штыка) Но в этом, кроме минусов, есть и плюсы. Мы с вами ничего не должны друг другу, в отличие от долгов России ее союзникам по Антанте. А эти долги мы не признали. Поэтому, я предлагаю — не настаиваю, а именно предлагаю, чтобы ваш представитель поехал в Москву с двумя предложениями: первое — о заинтересованности Австрии в торговле с Россией, о готовности закупать нефть и лес, но с разумной скидкой. Ваши предприниматели в частном порядке могли бы решать вопросы о концессиях. Уверен, что они будут внимательно рассмотрены, а некоторые и удовлетворены. А второе — о необходимости начать переговоры о дипломатическом признании Советской России. Думаю, эти переговоры можно провести во Франции. А ваши нефтепромышленники, которым принадлежали нефтепромыслы в Галиции, пусть обращаются с требованием о выплате компенсации к руководству Галицийской республики.
Хотел еще предложить им обращаться в Международный арбитражный суд, но здесь, вроде бы, такого нет. Можно еще в Лигу Наций. Кстати, она уже создана или создается? Вроде, должна бы уже появится. Когда ее создавали в моей реальности? В девятнадцатом или в двадцатом? А у нас уже двадцать первый идет. Куда Лига Наций девалась? Или она есть, но от нее настолько мало прока, что даже газетчики не упоминают?
Глава 9
Берлинское торгпредство
Все озадачены, все при деле, а мне уже и уезжать пора, билет в кармане, а я переживаю— не уйдет ли в разнос товарищ Овсиенко? Но он, кажется, взялся-таки за ум. Деловито пересказал некоторые достопримечательности Вены, посетовав, что улицы слишком широкие, а проходных дворов почти нет, уходить от погони здесь тяжело. Потом показал газету «Эхо далекой родины» на русском языке. Правда, издавалась она не какими-то русскими эмигрантами, живущими в Вене, а моим инженером-электриком Алексеем Холминовым, после отъезда Вадима Потылицына ставшего и редактором, и издателем. «Эхо» уже потихоньку стало приносить прибыль, особенно после того, как в ней стали публиковать рассказы Михаила Пришвина. Значит, ушлые французские предприниматели покупают нашу газету и везут ее в Австрию.
Выслушав чекиста, похвалив его за работу, спросил:
— Вы, товарищ, когда перед Юлией Иосифовной извинитесь? А заодно объясните — где вы умудрились в поезде водки найти?
— Виноват, товарищ начальник, — понурил голову бывший борец со спекуляцией. — Про беса, что попутал, говорить не стану, сам виноват, никакие бесы здесь не при чем.Обещаю, что больше такого не повторится.Перед товарищем переводчицей извинюсь, вот только духу для этого наберусь. А выпил не водки, а шнапса. На перроне, когда вы кофе ушли пить, мне один французик стакан налил. А я думал, что это вино и дерябнул.
Перепутал вино со шнапсом? Ладно, будем считать, что я ему верю, тем более, что раз у меня все равно нет выбора, то придется поверить.
— Сергей Петрович, два прокола вы допустили. Первый — выпили, хотя прекрасно знаете, что напиваться на службе нельзя. Второй — стали приставать к женщине. Замужней, между прочем.
Про себя же подумал, что главный прокол не в том, что приставал, а в том, что делал это не очень-то аккуратно. Ну кто же клеит даму в купе плацкартного вагона? А вот пугать, что третьего прокола ему не простят, я не стану. Пугать вообще не в моих правилах. Но если Овсиенко не совсем дурак (а он не дурак!), то должен все понять правильно. А мне уже и на поезд пора.
До Берлина я добрался в изрядно издерганном состоянии. Уже начал себя накручивать — может, в здешнем торгпредстве тоже случился разлад? Масленников пустил все дела на самотек, сотрудники, бывшие с ним, разбежались, и теперь придется все начинать с нуля? Утешал себя тем, что за те три недели, или месяц, прошедший с тех пор, как я здесь побывал, совсем уж плохого не должно ничего случиться.
Но к счастью, опасения оказались излишними. И очень удачно, что я не стал заезжать на завтрак, а проехал сразу в торговое представительство, а иначе бы никого уже не застал. Кроме машинистки.
Масленников трудился как вол, а его сотрудники, в количестве трех человек — как буйволы. Даже француз, работавший, обычно «от и до», работал как все. Все паровозы уже закуплены, свезены в Гамбург, перегружены на пароходы и теперь ждут отправки. Дело за малым — нужно выдать чек на двадцать тысяч франков. Обещал ведь Масленников «вписаться» в двести тысяч, но не смог, потому что расходы оказались выше, чем он планировал.
Плохо, что не вписался. Кую я деньги, что ли? Но чек все равно пришлось выписывать, зато совершенно счастливый Юрий Васильевич побежал в банк, чтобы поменять франки на марки. Думаю, что при нынешнем курсе марки по отношению к франку, он еще и выиграет. Ладно, деньги все равно утекают.
Пять сотрудников, которых слезно просил Масленников для оперативной работы, пока не прибыли, хотя мы с Трилиссером договаривались об их немедленной отправке. Но тут уж все может быть — документы вовремя не оформили, народ застрял где-нибудь на границе, или еще что. Надо бы сразу отбить в Москву телеграмму — уточнить, что к чему, но пока этим заниматься некогда, потому что явился знакомиться человек, присланный наркоматом иностранных дел специально для создания совместной воздушной линии.
Товарищ, присланный из Москвы, был мужчиной лет сорока, с намечающейся лысиной, с небольшими усиками и бородкой. В нем угадывалось нечто такое, южное. Вроде и русский, но словно бы среди его предков были турки.
— Стомоняков Борис Спиридонович, — представился товарищ, крепко пожимая мне руку. — Содиректор будущего совместного предприятия «Дерулюфт». Все необходимые документы подписаны.
Стомоняков? И что за фамилия-то такая?
Пожав протянутую руку и, представившись в ответ, спросил:
— Вы давно здесь?
— Да уже неделю, — сообщил тот.
Оперативно сработали мои начальники. Подобрать нужного человека, оформить все документы, необходимые для заключения договора, да еще и доехать — быстро. Так и хочется сказать — ведь могут, когда захотят, но не стал. Ну, понятно, создать совместную авиалинию выгодно и нам, и немцам. Не знаю, кому более выгодно.
Оказывается, за неделю своего пребывания Стомоняков успел не только познакомиться с чиновниками из министерства, но и осмотреть самолеты фирмы «Юнкерс», предназначенные для перелетов, а еще присмотрел у одного разорившегося промышленника неплохую библиотеку технической литературы.
— Владимир Ильич попросил слегка разгрузить товарища Кустова. Дескать, слишком он много на себя взвалил, нужно чтобы ему хорошие люди помогли.