Интересно, за что экс-резидент на меня обиделся? За «сыворотку правды»? Или за то унижение, которому я его подверг – типа, ты здесь никто, и звать тебя никем? Или, за все и сразу? Подозреваю, что настоящей причины я все равно не узнаю, потому что уже решил – если увижу Добржанского, то пристрелю его, не заморачиваясь вопросами. Есть, разумеется, вероятность, что он убьет меня первым, но в этом случае, мне уже будет все равно.
Впрочем, все это лирика. Начальник смоленского губчека пообещал приставить ко мне двух охранников, из числа бывших филеров, таинственным образом переживших две революции, и два года гражданской войны. Мол – люди проверенные, умеют «брать след» похлеще легавой, а незаметны, как хамелеоны. Правда, одно дело негласное наблюдение, совсем другое – охрана объекта. Ну, в крайнем-то случае, хотя бы сообщат, что меня убили. Шучу. На самом-то деле, веры в «негласную» охрану, у меня нет. Теперь придется ходить по улицам и опасаться, что подстрелят из-за угла. Впрочем, а когда, за последние два года у меня по-другому было? И в Череповце остерегаться приходилось, и в Архангельске. Вот, разве что, не боялся пули из-за угла в те месяцы, чтоизображал переплетчика в городской библиотеке, так там другие проблемы были. Работа у нас такая, понимаете ли. Врагом больше, врагом меньше.
Но сидеть без дела скучно. Артузов с помощниками бегают по городу, кого-то ищут, заодно контролируют своих поляков, чтобы те не отбились от рук. Не знаю, как они это делают, но главному контрразведчику виднее.
Личный состав у меня потихонечку начинает дуреть. Нет, нужно срочно заняться каким-нибудь делом. И тут, очень кстати, раздался телефонный звонок начальника губчека.
Игорь Васильевич позвонил и сообщил, что его агентура узнала, что на окраине города состоится встреча недобитых контриков с каким-то важным «представителем» кого-то, или чего-то, но в точности, неизвестно и, ему позарез нужны люди. Смоленских чекистов у него кот наплакал, а половина «в разгоне», армейцев привлекать не хочется – начальство у них теперь в Минске, а кто остался, побоятся ответственность на себя брать. И, вообще, красноармейцы, как всегда, вначале станут стрелять, а потом думать.
Прикинув, что весь взвод давать, будет жирно, надо кого-то в карауле оставить, и на хозяйстве, спросил:
– Двадцать пять человек хватит?
– За глаза и за уши, – обрадовано отозвался Смирнов.
– Куда выдвигаться? – поинтересовался я, потом добавил: – Нам бы еще проводника, чтобы не заблудиться.
– Я за вами пару грузовиков пришлю, на место доставят. Ждите.
Я чуть было не сказал «ок», но успел лишь произнести букву «о», спохватился и, сделав вид, что пробурчал нечто утвердительное, повесил трубку.
Вот ведь, ерш твою медь, как ни стараюсь, но все равно, лезут и лезут ненужные англицизмы. А ведь уже два года, как я оказался в прошлом. Пора, вроде бы, адаптироваться и к языку, и к жаргонизмам.
Ветер бил прямо в морду. Еще бы ему не бить, если в кабине грузовика не было ветрового стекла, да и самой кабины, по правде-то говоря, тоже не было. Моим бойцам, стоящим в кузове, было полегче, но ненамного. Они, хотя и могли отвернуть лицо, но стоять в трясущейся колымаге, которую Смирнов обозвал грузовиком, неудобно. Второй, что следовал за нами, еще хуже. Кряхтел и грозился развалиться.
Я почему-то не слишком удивился, обнаружив, что грузовик привез нас на самую окраину Смоленска. А самое смешное, что неподалеку располагалось кладбище. Ну, один в один с моей «исторической родиной», тем местом, где я принял боевое крещение, вылавливая «залетных» петроградских террористов, покушавшихся на мост через реку Ягорбу [70] .
Ну, любят отчего-то нынешние шпионы такие места. С другой стороны, а чему удивляться? В провинциальных городах ни по крышам не попрыгаешь, ни по подвалам не уйдешь. Выберешь конспиративную квартиру где-нибудь в центре, очень легко перекрыть все выходы, а провинциальные городки и состоят лишь из центра, да из окраин. Стало быть, лучше искать надежное место, имеющее пути отхода, а как же окраине города, да без кладбища?
Любопытно, от кого явился посланник? Может, от анонимной атаманши (то, что это госпожа Дитгоф, любовница Савинкова, пока не установлено), или, от самого Булак-Булаховича. Стало быть, здесь могли торчать уши либо Савинкова, либо пана Пилсудского, а по нынешним реалиям, это синонимы. Впрочем, могла нарисоваться и «третья сила». Предположим, резидент от барона Врангеля, желающий «прощупать» ситуацию в Смоленске, эмиссар из Латвии, или порученец батьки Махно. Ладно, вначале мы его отловим, а потом станем задавать вопросы.
Грузовики, радостно забурчав моторами, сбавлявшими обороты – мол, доехали-таки, не развалились! – остановились, а нас уже принял в свои объятия товарищ Смирнов, самолично явившийся на рядовую, в общем-то, операцию.
– А чего это, большой начальник сам явился? – поинтересовался я, пожимая руку Игорю Васильевичу. – У тебя что, заместителей нет?
– Так ведь и ты, Владимир Иванович, начальник немаленький, а чего-то пошел, – ответствовал товарищ Смирнов. Потом, понижая голос, объяснил: – У меня здесь человечек, которого только я в лицо знаю. Вот, опасаюсь…
Я лишь кивнул. Если «человечек», которого знает в лицо только начальник чека, тогда все правильно. Агентуру надо беречь. Да и не только агентуру, а вообще своих беречь надобно. Но что-то темнит товарищ Смирнов. Ох, темнит. У него есть своя агентура в антисоветском подполье Смоленска, и он лишь сейчас озаботился его арестом? А чего ждал? Неужели, того момента, чтобы в подполье явился связник? Хм…
Тем временем, мои ребята уже успели соскочить с грузовиков и строились в две шеренги. Махнув Ануфриеву – мол, докладывать не нужно, слегка опешил. Кроме красноармейцев в строю стояли бывший штабс-капитан Исаков и… Татьяна Михайловна. Спрашивается, кто разрешал? Ну, Петрович-то ладно, заскучал без дела, а эта дура куда лезет? Вон, еще и санитарную сумку на себя нацепила. Хотя, вдруг да понадобится кому медицинская помощь.
– Этих двоих оставьте в резерве, – кивнул я на Исакова и «валькирию», показывая подчиненным кулак и, давая понять, что «самодеятельность» будет наказана.
– Лады, – усмехнулся Смирнов, кивая одному из своих помощников, или замов, который тотчас же пошел разводить моих красноармейцев на их посты.
Я постарался рассмотреть объект, где собрались шпионы. Одноэтажный дом, чистенький, оштукатуренный, с палисадом, заросшим одичавшими цветами, но без огорода. Возможно, что некогда он принадлежал священнику, или кому-то из церковного причта. Вон, на кладбище, на возвышенности, и церковь виднеется.
– Этот холм Лысой горой величают, – сообщил Смирнов, успевавший посматривать за действиями подчиненных, и за мной. – И на кладбище хоронили самоубийц да утопленников, да еще детей некрещеных.
– Ведьмы на шабаш не прилетали? – поинтересовался я.
– Когда-то и ведьмы прилетали, и колдуны приходили, – совершенно серьезно ответил Игорь Васильевич. – Говорят, даже козел черный обитал, в которого дьявол вселялся. Потом на горе храм поставили, во имя Тихвинской иконы, нечисть угомонилась, но память плохая осталась.
– Ну, значит, не вся нечисть угомонилась, – усмехнулся я, кивая на домик. – Здесь не священник живет, часом? Или уже нет?
Кажется, и стекла в окнах не выбиты, и дверь не выломана, но чувство, что дом заброшенный.
– Батюшка раньше жил, лет десять назад, потом в город переехал, подальше, а в доме учитель поселился, с семьей. Учитель на германской погиб, а жена у него, полька была. Детей забрала, и к родственникам уехала, в Польшу.
Ишь, какой я молодец, угадал. В заброшенных домах, рядом с кладбищами, нечисть заводится. И в опустевших церквях, если верить Гоголю, тоже. Хорошо, что граждане шпионы не в храме устроились, оттуда их сложнее выковырять.
– Игорь Васильевич, сколько там народу засело? – поинтересовался я. – Человек десять, не меньше?