– Значит, к великому сожалению, товарищ Аксенов В.И. не может жениться на вас, так как в момент, пока вы были замужем, он сам женился, а разбивать советскую семью для настоящей комсомолки недопустимо. Вопрос об обмене вашей комнаты на комнату в Москве я предлагаю вам решить через Череповецкий губисполком. С уважением В.И. Ленин.
– Все. Записал, – констатировал Чичерин, убирая бумажку в папку. Потом, слегка нахмурившись, словно что-то вспомнил, спросил: – Олег Васильевич, а разве вы женаты?
– Формально – нет, а фактически – да. Наталья Андреевна дала свое согласие, а мы по приезду в Москву собирались пожениться.
– Наталья Андреевна? – с удивлением вытаращился нарком иностранных дел, словно впервые услышал новость о наших отношениях. Хотя, может быть, и впервые. Это на Лубянке все знали, Ленин знал.
– А что вас смущает? – холодно поинтересовался я, думая, удержусь ли от хамства, если нарком скажет что-нибудь о разнице в возрасте. Но Чичерин был слишком интеллигентным человеком, чтобы давать непрошенные советы.
– Нет, ничего, – потер воспаленные глаза Чичерин. – Наталья Андреевна – прекрасная, очень чистая и светлая женщина, и вам очень повезло, если она станет вашей женой.
Что же, приятно слышать. Мне вдруг стало жалко нашего наркома. Глаза красные, видимо, не спал. На столе давно остывший кофейник, грязные чашки, пепельница заполненная окурками. А где гостиничная прислуга? Совсем службу завалили. Хоть сам бери, да прибирайся на столе у наркома. Или кофе ему свежий соорудить? Сейчас отловлю кого-нибудь, распоряжусь, да надо и честь знать.
Я решительно составил кофейник и чашки на поднос, вышел в коридор. Найдя первую попавшую горничную, вручил ей посуду и попросил:
– Жевузанпри апорт ду кофи в чамбер Чичерина. Компре? – Горничная вытаращила глаза, потом робко кивнула. – Данке шен, юнген фрау. Тьфу ты, мерси боку, мадмуазель. – Довольный собой и своим французским, вернулся к Георгию Васильевичу. – Сейчас принесут кофе, – сообщил я, чем, похоже, обрадовал Чичерина.
– Спасибо, Олег Васильевич. Да, а где сейчас ваша невеста?
С чего это ему Наталья понадобилась? Хотя, может какие-то вопросы к сотруднику Коминтерна.
– Увижусь с ней вечером, а сейчас она у родителей. Если что-то нужно передать, только скажите.
– Не нужно, я сейчас позвоню на квартиру Андрея Анатольевича, – отмахнулся Чичерин, подходя к телефонному аппарату. Пока он беседовал с французской телефонисткой, называя ей цифры: декс-кварте-зеро и еще что-то, я думал, а кто такой Андрей Анатольевич? А потом до меня дошло, что это мой будущий тесть, граф Комаровский. Значит, нарком знаком с родителями Наташи?
– Наталья Андреевна, здесь сидит наш общий знакомый. Вы поняли, о ком идет речь? Говорит, что предлагал вам руку и сердце, что вы согласны. Это соответствует действительности? Спасибо, Наташа, я понял. (Почему он называет ее просто по имени?) Да… (Пауза. Чичерин внимательно слушал.) Думаете, он не знает? Так, может, стоит рассказать? Как я сам считаю? Да, Наташа, я считаю, что он должен знать.
Ну ни хрена себе! Это что же, товарищ нарком не поверил мне на слово? А я-то, дурак, ему за кофе ходил. Вот и ходи за кофе для наркомов, никакой благодарности. А еще почему-то называет мою жену (да!) просто по имени, обсуждает с нею какие-то вопросы, о которых я не имею понятия. Нет уж, пусть Наталья сама все расскажет.
Решив обидеться, я уже собрался-таки уйти, чтобы не мешать занятому человеку, но Чичерин уже повесил трубку.
– Олег Васильевич, если я вас обидел, прошу меня простить.
– Понимаю, – сухо сказал я. – Доверяй, но проверяй. Разрешите идти, товарищ нарком? Я уже и так забрал у вас много времени.
– Подождите, Олег Васильевич… Да черт с ним, с моим временем. Успею.
Георгий Васильевич осторожно ухватил меня под локоть и усадил на стул. Разумеется, если бы я захотел, вырваться бы труда не составило, но смысла не видел.
– Олег Васильевич, еще раз прошу прощения за вторжение в вашу личную жизнь, но Наташа… Наталья Андреевна… очень дорогой для меня человек. – Предупреждая мой вопрос, Георгий Васильевич сказал. – Все дело в том, что я был ее мужем.
– Что?!
Ну, ни… себе. Женоненавистник Чичерин был мужем моей Наташки? А разве нарком вообще был женат?
– Я был тюремным мужем Натальи Андреевны, – поспешил уточнить Чичерин. – В тысяча девятьсот седьмом году, когда Наташу посадили в Кресты, меня попросили сходить к ней на свидание. И хотя я в те годы разделял мнение меньшевиков, а не большевиков, такого разрыва как теперь между большевиками и меньшевиками не было, согласился. К тому же раньше я служил вместе с отцом Наташи в архиве Министерства иностранных дел, девочку знаю с детства. Позже я уехал в Лондон, но за судьбой Наташи старался следить, мы даже какое-то время переписывались. Узнал, что в ссылке она познакомилась с молодым человеком, социал-революционером, вышла за него замуж. Но все закончилось очень некрасиво.
Не желая услышать что-то такое, о чем не хотел бы знать, я мрачно сказал:
– Да, Наталья Андреевна мне рассказывала, что ее муж полюбил другую, они развелись.
Чичерин с иронией посмотрел на меня и спросил:
– Олег Васильевич, а вы помните, как можно было получить развод в Российской империи?
– Кажется, если супруги не имели детей в браке, – пожал я плечами. – Возможно, предусматривались еще какие-то случаи.
Вот уж чего-чего, а условия для развода в Российской империи меня никогда не интересовали. Знал, что брак был церковным и, соответственно, церковь старалась ограничивать количество разводов. Но в случае с Наташей бездетность подходила, и я уверен, что это и стало поводом.
– Да, если супруги бездетны, это причина, – кивнул Чичерин. – Но самой распространенной причиной развода было прелюбодеяние одного из супругов. Если муж или жена подписывали необходимые документы, соглашаясь, что совершили супружескую измену, все делалось достаточно быстро, а нет, то вызывались свидетели, дело могло тянуться до бесконечности, все это пропечатывалось в газетах, на суд общественности выносилось столько грязи, что иногда муж стрелялся, а жена травилась, не дожидаясь завершения процесса. В большинстве случаев мужья признавали свою вину, даже если виновницей являлась супруга. Понимаете?
Еще бы не понимать. Все-таки на измену мужа даже в мое время смотрят как бы сквозь пальцы. Мол, ему можно сходить налево, а женщине нет. А кому из мужчин хочется выносить на всеобщее обозрение, что ему наставили рога? Если жена изменяет мужу, то он неудачник, импотент и сам виноват.
– Но дело в том, – продолжал Чичерин. – Что по законам Российской империи, супруг, уличенный в прелюбодеянии, не мог повторно жениться, а муж Наташи как раз и встретил новую любовь, решил жениться во второй раз. К тому же, он хотел начать новую жизнь, покончить с революционным прошлым. А Наталья Андреевна, добрая душа, подписала все необходимые бумаги, признавшись в том, чего не совершала. Она же девочкой совсем была, двадцать лет. И родителям пришлось очень тяжело. Мало того, что дочь ссыльная революционерка, так еще и в газетах написали, что она падшая женщина. Андрей Анатольевич собирался уйти в отставку, но его убедили этого не делать, а направили в наше посольство во Франции, правда, с понижением в должности. Наташа же из гордости ничего никому не хотела объяснять, даже родителям. Разве что мне… Но это позднее, когда мы сотрудничали с Жоресом. Может, не стоило вмешиваться, но я обо всем рассказал Андрею Анатольевичу. Наталья Андреевна на меня даже обиделась, но потом простила.
Чичерин замолк, а я немного поломал голову – зачем он мне все это рассказывал? Открыл какие-то жуткие тайны? Никаких, абсолютно. То, что Наташка человек гордый и станет верной женой, я и так знал. А еще… Нарком что-то такое сказал, может, не столь и важное, но выбивающееся из моих знаний о Наталье. Что именно, я пока не понял, зато в голову пришла интересная мысль.
– Георгий Васильевич, вы глава дипломатической миссии. Это не посольство, где полномочный посол – первый после бога, но все-таки, почти одно и тоже… Вы же можете зарегистрировать наш брак с Наташей? – поинтересовался я. – А не то вернемся в Москву, а там меня куда-нибудь зашлют или Наталью Андреевну куда-то отправят.