Ужин подошел к концу, Наташка ушла вместе с мамой посекретничать, поговорить о женских делах, а мы с тестем ушли в курительную, куда принесли кофе.

Тесть закурил, а мне пришлось глотать дым, хотя от сигары он гораздо приятнее, нежели от самокруток, куда загоняли махорку. Но едкий сигарный дым был ничто по сравнению с картиной Серова. Я опять пожалел, что не встретил Наташу тогда, когда ей было пятнадцать-шестнадцать лет. Может, сумел бы ее уберечь и от тюрьмы со ссылкой, от неудачного замужества? Впрочем, хорошо, что мы встретились сейчас, когда оба уже достаточно зрелые люди. Особенно я, в здешние двадцать три…

— Андрей Анатольевич, хотел с вами посоветоваться, — начал я довольно-таки нерешительно. Сделав паузу, чтобы показать, что мне чертовски неудобно обременять своего родственника делами, спросил. — Реально ли в наше время купить банк?

— Банк? — изумился тесть. — Олег, а зачем вам банк? От банков нынче одни неприятности — франк падает, марка рухнула. Я недавно справлялся — десять французских франков стоит уже шестьсот марок, а доллар Северо-Американских Соединенных Штатов уже восемьсот марок. Так пойдет, немцы станут не в состоянии выплачивать свои долги. Умные люди считают, что во Франции вот-вот начнется кризис. Выдадите кредит, а вместо прибыли получите пшик. Потому ведь правительство и зашевелилось, решив признать Советскую Россию. Как-никак, в нашей с вами стране огромные ресурсы, есть где развернуться.

Это еще не тот кризис, что случится позже. Вот потом рванет по-настоящему. И ресурсы России не спасут Европу от экономической депрессии.

Граф Комаровский замолк. Одним махом выпил свой кофе и принялся нервно курить сигару.

— Как я полагаю, банк вам нужен для ваших штучек?

Догадливый у меня тесть. Но я, на всякий случай, обиделся, хотя для «штучек» банк тоже пригодится. Не знаю, правда, какие «штучки» я могу выкинуть, а Семенов-Семенцов нынче в отъезде. Но не говорить же ему, что банк я рассматриваю с учетом перспектив — отмывания денег, а еще как базу для разведчиков, не имеющих дипломатического паспорта. Банк — это идеальное прикрытие. Тут тебе и явка, и почтовый ящик. Народ приходит и уходит, все законно.

— Андрей Анатольевич, я же начальник торгового представительства, — терпеливо пояснил я. — Все время пользоваться услугами «Лионского кредита», да и прочих банков, просто нерационально. У меня только за посредничество пять, а иногда и семь процентов уходит. Пока я только трачу деньги из старых запасов графа Игнатьева, но это не бездонные закрома, пора бы их и самим зарабатывать. Возить товары из России, продавать здесь, во Франции.

— А что в настоящий момент может предложить Россия? — поинтересовался граф. — До революции главным источником дохода казны было зерно, а сейчас? В Совдепии — прошу прощения за жаргон, вот-вот начнется голод. Я знаю, что вы покупаете зерно тысячами пудов, отправляете его на родину. Разумеется, есть еще лес, но продавать во Францию кругляк — очень расточительно. Французы с удовольствием его купят, но вы потеряете до ста процентов возможной прибыли.

Эх, Андрей Анатольевич… Мы бы сейчас не только кругляк продавали, а даже шишки и сосновые иголки, лишь бы платили. Не до жира, как говорится. Надо вначале изучить спрос, оценить свои возможности, а уже потом заниматься торговлей. Но не боги горшки обжигают. И все у нас получится, только не сразу. Да я для начала сухие грибы готов закупать, везти их во Францию. Все лучше, чем ничего. Но Комаровскому сказал нечто другое:

— Вон, скоро концессии станем иностранцам давать, совместные производства открывать. И нам хорошо, и Франции неплохо. Нам средства, европейские товары, а французам — сырье, рабочие места. Наш банк бы и кредиты стал выдавать, инвестиции делать.

Врал я дорогому тестю, ой врал. О прибыли я думал в последнюю очередь. У меня вообще смутное представление о работе банков. Понятное дело — получить средства от частных вкладчиков, выдать кредиты под проценты, вернуть выданное с прибылью для себя и, с некоторой толикой для вкладчика. Но банки еще и ценные бумаги скупают, деньги вкладывают, зарплату выплачивают. Мне здесь все тонкости не осилить, да и не нужно. Есть специально обученные люди.

— Банк — очень уж сложное, я бы даже сказал — муторное дело, — вздохнул тесть. — Уж слишком он подвержен настроениям толпы и не подчиняется логике. Статья в газете, вкладчики запаникуют… Еще вопрос — какой банк вы хотите купить? Мелких банков, на грани разорения, хватает. Но чтобы из такого банка получить прибыль, вначале придется вложить немаленькие суммы.

— Немаленькие — это сколько?

— Банк можно купить и за пятьсот тысяч, и за миллион франков. Но вкладывать в него придется еще миллиона два, может и три.

— Андрей Анатольевич, вы давеча о приданном для Натальи заговорили. А вы не хотите оставить наследство для маленького графа Комаровского или для маленькой графини? — поинтересовался я, а когда нижняя челюсть тестя, вместе с сигарой, упали вниз, добавил. — Предположим, вы оставите наследнику банк. Не желаете?

Тесть успел поймать падающую сигару, затушил и сказал:

— Олег Васильевич, если это шутка, она не очень смешная. Картина Серова стоит недешево, но банк на нее не купишь. Или вы готовы рискнуть теми деньгами, что вам перечислил Игнатьев?

— Никаких шуток. Можно купить банк, но одна проблема — я не знаю, сколько все это стоит и стоит ли вообще.

Я быстро сбегал в столовую и принес тот самый портфель, где у меня хранились важные бумаги. И не просто важные, а ценные.

Тесть долго рассматривал вытащенные из портфеля векселя, читал передаточные надписи, изучал печати и подписи. Закончив, Андрей Анатольевич поднял очки на лоб и сказал:

— Все векселя первоклассные, а векселедатели надежные. Эти бумаги стоят каждого франка, который на них прописан. Какова общая сумма?

— Двадцать миллионов франков, — сообщил я.

— Хм… Скорее всего, все двадцать миллионов мы не получим, но пятнадцать, а то и восемнадцать, можно. Тот же «Лионский кредит» не возьмет с вас за обналичивание больше двадцати процентов.

Вот оно как. Хорошая новость. А я считал, что за векселя можно выручить максимум пять миллионов.

— Раз так, то почему бы графу Комаровскому не стать банкиром? А в будущем вы отпишете этот банк внуку или внучке.

— Говоря простыми словами — я стану подставным лицом, на чье имя будет приобретен банк, а за моей спиной вы станете проворачивать разные незаконные штучки?

Я же говорю, догадлив господин граф. Не зря он в прошлом служил по дипломатической части, а на нее глупых да недогадливых редко берут.А если и берут, то не поручают серьезные дела.

— А что считать незаконными штучками? — пожал я плечами. — Мы же не собираемся собрать деньги, а потом скрыться с ними или размещать в банке фальшивое золото. А если какие-то банковские операции и станут считаться незаконными, так причем здесь вы? Всегда можете сослаться на то, что стали жертвой манипуляций со стороны вашего зятя.

— И сесть в тюрьму на старости лет, — проворчал Комаровский. — Французские тюрьмы гораздо комфортабельнее, нежели русские, но все равно, перспектива не самая радужная.

На месте графа, я уже спускал бы с лестницы такого зятя, а этот, вишь, меня до сих пор слушает и уже размышляет. Наверняка у него, как у моей супруги, имеется и авантюрная жилка. А как не быть? Дипломаты, во все времена исполняли разные функции, включая разведку. Я-то пока еще до обязанностей графа, как разведчика не добирался, неловко использовать в своих целях отца любимой женщины, но все может быть. Я бы не отказался заполучить связи Андрея Анатольевича в «верхах» французского общества. Конечно, что-то утеряно, кто-то уже отвернулся от тестя из-за неблагонадежной дочери (про зятя пока разговора нет), но что-то осталось. Министры и депутаты — слишком известные фигуры, а мне бы что-то попроще. Скажем, работники мэрий и муниципалитетов, владельцы предприятий, те же банкиры.

— Так сколько же вам дадут, Андрей Анатольевич? Года два, а от силы три, —"утешил" я тестя. — Три года дадут, отсидите один. Потом, как дипломатические отношения установим, станем на правительство и по дипломатической линии давить. Зато ваши внуки унаследуют банк, а? Можно еще и зиц-председателя нанять, чтобы было кого в тюрьму садить.